Развернувшиеся в российской оппозиционной среде бурные дискуссии о том, кто из участников войны России против Украины заслуживает сочувствия, а кто нет, интересны одним важным моментом, без учета которого трудно понять их накал. Это противоречие между индивидуальным и коллективным восприятием любых событий, в том числе войны и связанных с нею трагедий.
Сочувствие, эмпатия – явление в первую очередь индивидуальное. Природа его, как ни странно, во многом эгоистична: мы чувствуем боль другого (хотя на самом деле никогда не до конца, не стопроцентно, это практически невозможно), потому что способны представить, как мы сами перенесли – или не перенесли бы – подобную боль. Именно поэтому столь силен психологический эффект фотографий невинных жертв бомбардировок украинских городов, особенно детей. Почти каждый, кроме совсем уж душевно зачерствевших, способен на минуту вообразить, каково было бы ему, потеряй он кого-то близкого, тем более ребенка.
Смотри также Пощёчина. Ярослав Шимов – о муках коллективной ответственностиНа индивидуальном уровне мы сочувствуем конкретным людям, попавшим в беду и/или не пережившим ее. Просто людям, и в этом смысле нам обычно все равно, какого они роду-племени, пола, возраста и т.д. Многие военнослужащие вермахта, побывавшие в советском плену, вспоминали о случаях, когда местное население относилось к ним с сочувствием, помогало едой, "пожалев солдатиков", хотя эти "солдатики" были частью армии, принесшей в 1941 году смерть и разрушения. Те, кто оказался способен на сочувствие к побежденным врагам, видели перед собой просто голодных и измученных людей, благодарных за любую помощь. Случаи такого рода бывают на войне всегда, один приключился когда-то и в моей семье: моему деду помог бежать из плена немецкий солдат. Имени его, к сожалению, я не знаю.
Так что и сочувствие конкретным российским военным, попавшим на войну в Украину, особенно если это произошло не по их вине, а по злой воле государства (мы на Радио Свобода часто рассказываем о таких историях), вряд ли заслуживает осуждения. Это просто проявление человечности, о страшной нехватке которой столько говорят в связи с этой войной.
Соображения типа "ну это же русские (украинцы, арабы, евреи, немцы, американцы и проч.), они сделали те-то и те-то ужасные вещи, так им и надо" или обратные – "ну это все-таки наши люди, надо попытаться их понять и пожалеть" – относятся к другому уровню сознания – коллективному. Об этом вполне откровенно говорит оппозиционный политик Юлия Галямина, чьи рассуждения и стали поводом к упомянутым выше дискуссиям: "Мы здесь живём с этими людьми вместе, и мы не готовы делить своих сограждан на друзей и врагов. Это попытка навязать нам черно белый взгляд на мир, что здесь вот как бы хорошие, а вот здесь плохие, а то, что каждый – человек, он имеет свои причины и какие-то своё свои позитивные стороны, свои негативные стороны, что надо искать в людях это позитивное, то, что в них есть, и пытаться жалеть людей, по большому счёту, вот жалеть людей". Ключевое слово здесь – "сограждане", то есть члены одного большого сообщества, к которому причисляют себя и сочувствующая, и объекты ее сочувствия. В данном случае это сообщество называется "граждане России".
На коллективном уровне "свои" всегда важнее "чужих". Это не означает, что россиянин, сочувствующий солдатам путинской армии вторжения, не способен в то же время сочувствовать и украинцам. Просто это сочувствие зачастую разного уровня: в одном случае – эмпатия по отношению к "нашим мальчикам" (ключевое слово – "нашим"), во втором – по отношению к "просто людям", попавшим в беду.
Именно на этом спотыкаются некоторые представители российской эмигрантской оппозиции, когда отказываются говорить о необходимости помощи ВСУ со стороны антипутински настроенных россиян и принимают в штыки перспективу, пусть даже совсем не реалистичную, поражения России и тем более ее распада. Ничего удивительного, ведь это удар по их идентичности: даже ненавидя правящий Россией режим, они не готовы солидаризироваться с теми, кто желает разгрома их стране. Хорошо это или плохо, зависит от позиции наблюдателя, но именно так работает коллективное сознание, в этом случае – национальное.
Противоречие между индивидуальным и коллективным наиболее ёмко выразил один из оппонентов Юлии Галяминой, сказав о российских солдатах: "Каждого по отдельности жалко, всех вместе – нет". Возможно и суждение противоположного рода, вроде приписываемого польскому правителю Юзефу Пилсудскому афоризма, как-то произнесенного им в запальчивости: "Поляки! Прекрасный народ, но как люди – сволочи!".
Даже ненавидя правящий Россией режим, многие не готовы солидаризироваться с теми, кто желает разгрома их стране
Преодолеть это противоречие, на первый взгляд, можно, только попытавшись увидеть людей, прежде всего людей, во всех, вне зависимости от их "приписки" к тому или иному воображаемому сообществу. (Не будем забывать, что любая идентичность существует не объективно, а лишь в голове отдельного человека и его окружающих). Это было бы, кстати, очень по-христиански ("нет ни эллина, ни иудея"), но многие ли способны подняться на уровень эмпатии Христа? Даже многие его последователи провалили этот экзамен. Создав могучую церковь, они стали вести себя как члены сплоченного и зачастую весьма воинственного коллектива, устраивая то крестовые походы, то гонения на "ведьм", то еврейские погромы... В общем, занялись тем, чем склонны заниматься люди, у которых коллективная идентичность доминирует над индивидуальной: преследованием тех, чья идентичность им почему-либо не нравится.
Люди любят сбиваться в стаи неодинакового размера и направленности, от безобидных клубов по интересам до колоссальных воинственных империй. Вероятно, это неизбежная черта человека как "общественного животного". Государство, причем любое, стремится играть на коллективных истинктах и предрассудках, используя их в собственных интересах. Важно не давать государству заигрываться, для чего и нужен общественный контроль за его действиями, позволяющий защищать права и интересы отдельных людей. Это банальность, но иногда банальные вещи представляют собой самый дефицитный товар.
Ведь беда и проблема российского общества (точнее, "первопричина" нынешних бед, используя любимое словечко Путина) – не "неправильное" сочувствие, и даже не то, что часть этого общества пытается не замечать войну. А то, что оно (не все и не каждый, уровень ответственности здесь, безусловно, индивидуальный, но результат налицо) позволило собственному государству в очередной раз стать монстром. Пока эта ситуация не изменится, нормальный общественный диалог невозможен, а те россияне, у кого сохранилась эмпатия к "своим", "чужим" или тем и другим, будут в лучшем случае обречены на горячие, но бесплодные сетевые дискуссии.
Ярослав Шимов – историк и журналист, обозреватель Радио Свобода
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции Радио Свобода